Неточные совпадения
— Посмотрел на Россию
глазами умного и любящего
европейца.
Баниосы тоже, за исключением некоторых, Бабы-Городзаймона, Самбро, не лучше: один скажет свой вопрос или ответ и потом сонно зевает по сторонам, пока переводчик передает. Разве ученье, внезапный шум на палубе или что-нибудь подобное разбудит их внимание: они вытаращат
глаза, навострят уши, а потом опять впадают в апатию. И музыка перестала шевелить их. Нет оживленного взгляда, смелого выражения, живого любопытства, бойкости — всего, чем так сознательно владеет
европеец.
У этого китайца были светло-русые волосы, голубые или, по крайней мере, серые
глаза, белое или, скорее, красноватое лицо, начиная с носа, совершенно как у
европейца.
Карие
глаза, расположенные горизонтально, прикрывались сильно развитой монгольской складкой век, выдающиеся скулы, широкое переносье, вдавленный нос и узкие губы — все это придавало ее лицу выражение, чуждое
европейцу: оно казалось плоским, пятиугольным, и в действительности было шире черепа.
Эти люди среди других, будто среди китайцев несколько человек
европейцев, которых не могут различить одного от другого китайцы: во всех видят одно, что они «красноволосые варвары, не знающие церемоний»; на их
глаза, ведь и французы такие же «красноволосые», как англичане.
Ответ по обычаю через две недели. Иду, имея в виду встретить того же любвеобильного старичка
европейца. Увы, его не оказалось в редакции, а его место заступил какой-то улыбающийся черненький молодой человечек с живыми темными
глазами. Он юркнул в соседнюю дверь, а на его место появился взъерошенный пожилой господин с выпуклыми остановившимися
глазами. В его руках была моя рукопись. Он посмотрел на меня через очки и хриплым голосом проговорил...
Засел теперь в кресле отца — в кабинете своей конторы, тут же в"городе". И студентом он смотрел уже"их степенство", по дородству и пухлости лица и особенной усмешке в карих
глазах, где искрилось и"себе на уме", и постоянное желание выказать себя самым фасонистым
европейцем.
Если Вишневского принимали, — тогда карета отъезжала далее, а к крыльцу подъезжал «воз» на паре волов, и Степан Иванович входил в покои и щедро одарял всю попадавшуюся ему на
глаза хозяйскую прислугу. В апартаментах он вел себя барином и
европейцем, щеголяя прекрасными манерами, отличным знанием языков и острою едкостью малороссийского ума.